Сегодня:
24 марта, вторник 12:36
 
Работы студентов Тверского ГМУ - участников Всероссийского конкурса литераторов "БЕЗ СРОКА ДАВНОСТИ"
29.09.2022 г.

Я ГОРЖУСЬ лого ТвГМУ обрез.jpg
Конкурс - лит. - 1.jpg

Всероссийский конкурс литераторов «Без срока давности»» направлен сохранение исторической правды о преступлениях нацистов и их пособников в отношении мирного населения в годы Великой Отечественной войны. Работы молодых литераторов призваны сформировать мировоззренческую позицию молодого поколения в части неприятия и осуждения нацизма и политики геноцида.
Организаторами конкурса выступают Министерство науки и высшего образования РФ, Ассоциация студенческих патриотических клубов «Я горжусь», Общероссийское общественное движение по увековечению памяти погибших при защите Отечества «Поисковое движение России».
Участникам конкурса предстоит опубликовать свою работу в социальных сетях и получить заочную оценку экспертного сообщества из числа лидеров исторических, патриотических и общественных организаций, докторов исторических, политических наук. Лучшие участники получат возможность представить свою работу в рамках тематического форума, а победители – составить из своих работ литературный фонд проекта «Без срока давности».

Традиционно, студенты Тверского государственного медицинского университета из числа активистов патриотического клуба "Я горжусь" принимают участие в этом конкурсе и создают произведения в разных жанрах. Предлагаем вам ознакомиться с работами наших литераторов!

Научный_полк22.png

3 февраля 1942 года стал трагическим днем для жителей деревни Афанасово Ржевского района Калининской области. Фашисты, захватив деревню, учинили зверскую расправу над мирными жителями: выводили их за околицу и расстреливали целые семьи. Памяти погибших жителей Афанасово посвящается.    

 

«А ЗА ОКНОМ ПРОКЛЯТАЯ ВОЙНА»

Деревня Афанасово… зима.
Февраль рисует на стекле узор.
А за окном проклятая война,
Заходят немцы нагло в каждый двор.

Они не видят в жителях людей,
Нацистам наплевать на материнский плач.
Расстреливает женщин и детей
Бесчеловечный фюрерский палач.

Деревня Афанасово… расстрел.
По людям хладнокровно бил фашист.
Спастись никто от смерти не успел,
И крик ребенка в воздухе повис.

Потухли материнские глаза,
На небо взгляд с молитвой устремив.
Застыла в них последняя слеза,
Упало тело, кровью снег залив.

Здесь в память возвели Мемориал
О людях, испытавших геноцид.
И важно, чтоб никто не забывал,
На чьей крови тот памятник стоит.

Екатерина Александровна Милосердова, Мария Александровна Ткач.
2022 год. Тверь

 #БезСрокаДавности #Ягоржусь #ПоисковикиРФ

 

Источник: Безсрокадавности.рф – Портал проекта «Без срока давности», https://xn--90ag.xn--80aabgieomn8afgsnjq.xn--p1ai/docs/1049034 (Акт о зверствах фашистов в деревне Афанасово Ржевского района, составленный уполномоченным Ржевского РК ВКП(б) и исполкома райсовета Соколовым К. И. и колхозниками, 9 марта 1943 г.)

***


«ВЕСТОЧКА»

Здравствуй, моя голубка,
Знаешь, окопа дно -
Словно в собачей будке –
Холодно и темно.

Ужас в бою как будто
Время раздул в разы…
Знаю – прошли минуты,
Чувствую, что часы.

Ранен. Болит колено.
Крепкий наложен жгут.
Скоро меня, наверно,
В госпиталь повезут.

Смерти свистит пружина,
Нашу большую жизнь
Остановил вражина,
Имя ему – фашизм.

Топит в кровавой луже
Трупы шальной палач,
Мы эту дрянь задушим!
Только, прошу, не плачь…

Помни, моя отрада,
Только с войны вернусь,
Празднуем до упада –
Я на тебе женюсь!

Если в кровавой битве
Гибель свою найду,
Гитлер… проклятый Гитлер,
Чтоб ты сгорел в аду!

Анастасия Павлова
2022 год. Тверь

#БезСрокаДавности #Ягоржусь #ПоисковикиРФ

***

"ВОЙНА ГЛАЗАМИ РЕБЕНКА"

Можно бесконечно долго говорить о Великой Отечественной войне: о бесчинствах врагов, об истреблении людей, о кровавых ужасах, от которых в жилах стынет кровь. Но то, что видел   ребенок, чье детство опалила война, остается в его памяти на всю жизнь.  Разорванный взрывами счастливый смех, разрушенные мечты, горе сиротства, голод и лишения – все это выпало на судьбы детей войны, судьбу моей бабушки – Людмилы Валентиновны.

Попросить бабушку рассказать о войне меня заставил легендарный фильм Элема Климова “Иди и смотри”, в котором глазами подростка показано одно из страшных преступлений войны – история уничтожения нацистскими карателями белорусского села. Жестокая правда поразила меня, поэтому спросила у своей бабушки, что она помнит о войне.

- Да, внученька, я свидетель событий того времени, ты достаточно взрослая, чтобы я могла тебе о них рассказать.

Мне было 9 лет, когда началась война.  Помню, 22 июня мы с папой и сестрой Тамарой пошли на утреннее представление в цирк. Представление долго не начиналось, и мы начали волноваться, а спустя некоторое время на арену вышел артист. Все встали и начали аплодировать, но он поднял руку, призывая зрителей к тишине: “Граждане, представление отменяется!  Война!»

Помню, как люди стали спешно покидать цирк.  Женщины плакали, а   мы, дети, не понимали, почему отменили представление, праздник, который  так ждали.

Помню бомбежки. Когда по радио объявляли: «Воздушная тревога!», все спешили в бомбоубежище, оно было где-то за школой, в подвале. Когда сообщали: «Отбой!», возвращались домой, со страхом ожидая нового налета.

Из Калинина мы уезжали на грузовой машине, которую предоставил завод, где работал папа. В кузове ехали я, Тамара, наша бабушка, тетя Аня и тетя Вера. Мама с маленьким братиком сидели в кабине. Папа должен был остаться на заводе, но его направили сопровождать нас и семью директора.

Приехали мы в небольшой город (я уж и название позабыла), где нас записали в местную школу. Я тогда ходила в 3-й класс.  Тяжело было, но дети старались хорошо учиться, а после уроков кто как мог помогал взрослым. «Все для фронта! Все для победы!» - тогда для нашего народа это были не просто слова.

Как-то раз я с друзьями пошла в лес за грибами, но там нас поджидала смертельная опасность: наткнулись на сбежавших заключенных, голодных, истощенных, озлобленных. Заметив нас, они резко обернулись, перекинулись словами и побежали в нашу сторону. Мы очень испугались и бросились к дороге, где, на наше детское счастье, ехала телега. Недолго думая, наша компания на ходу прыгнула в нее, и повозка помчалась прочь. Трудно даже представить, что могло бы с нами случиться…  

Помню свою подругу Галю, которая была старше меня на 10 лет. В конце июля она с родителями уехала в Ленинград, к бабушке, чтобы помогать по хозяйству. 8 сентября 1941 года началась блокада Ленинграда, и моя подруга оказалась там в это страшное время. Бабушка Гали до блокады сушила сухари для скота. Это и спасло семью от голода.  

900 дней и ночей фашисты обстреливали город и совершали воздушные налеты, но гордый город и его мужественные жители не сдавались врагу. Дети помогали взрослым тушить фугасы, ухаживать за ранеными, стояли в огромных очередях за хлебом. Голод – подручный смерти косил людей. Блокадный кусочек хлеба … Его цена – человеческая жизнь.

После войны мы снова встретились, и я заметила, как моя подруга исхудала, ее взгляд стал пустым, она как будто  постарела на несколько лет.   Галя пошла учиться на врача и впоследствии работала неврологом, но события тех лет навсегда остались в ее памяти.

- Бабушка, тебе столько всего пришлось пережить. Нацисты пытались истребить так много людей, это был геноцид. Но тебе удалось сохранить жизнелюбие и доброту, несмотря ни на что.

- Наше поколение должно было передать всю правду о войне и рассказать свои истории вам, нашим детям, внукам, правнукам, а вы своим детям. Ведь в каждой семье были свои герои, благодаря которым мы смогли одержать победу в Великой Отечественной войне. Память о народном подвиге – это то, что объединяет людей, делает нашу страну сильной. Поэтому, дорогая моя внучка, каждый должен помнить события тех времен. 

Гончарова Александра Константиновна, Зайцева Виктория Сергеевна
2022 год. Тверь
В работе использованы воспоминания Берш Людмилы Валентиновны, 23 января 1932 года рождения.

#БезСрокаДавности #Ягоржусь #ПоисковикиРФ

***

"ГВОЗДИ́КИ ДЛЯ МАМЫ"

Что может быть лучше, чем беззаботная летняя прогулка с друзьями? Семь лет –возраст, когда теплый, свободный от надоевшей учебы вечер никак не отпускает тебя домой. Петя, увидев на наручных часах «21:15» понял, что дома его ждет серьезный разговор с мамой. А ведь не пустит больше гулять… Что ж я забегался! - сокрушался мальчик. Погруженный в свое горе Петя шел домой, понимая, что наказания не избежать. Как вдруг его осенило: у памятника лежали красные цветы, бесхозные и никому не нужные. «Зачем они лежат?» – подумал мальчик и смело взял гвоздики.

Дальше Петя  шагал уже гораздо веселее, размышлял, как мама откроет дверь, захочет его отругать, а тут он – с цветами! Ну и за что же тут его наказывать, а? «Ай да я!» – радовался мальчик.

Недалеко от памятника на лавочке сидела старушка – со строгой прической, с платочком на шее – похожая на учительницу. Она видела, как мальчик взял гвоздики и, когда он проходил мимо, глубоко вздохнув, сказала ему:

- Лепестки на твоих цветочках, малыш, это не вернувшиеся домой души советских солдат.

Приподнятое настроение Пети резко сменилось чувством внутренней тревоги. О чем говорит бабушка?! Что ей от него нужно?! Он отвернулся и принялся считать количество лепестков, но сбился со счета и задумался, сколько все-таки было этих неизвестных ему душ.

- Какие еще души советских солдат? – решил поинтересоваться мальчик.

-  В далеком 41-м году началась война. Она унесла на небо много людей, не только солдат, но и простых мирных граждан. Никого эти изверги не пожалели.

- Какие изверги?– недоумевал маленький Петя.

- 22 июня рано утром, в четыре часа, на нашу Родину напали фашисты. Город Тверь, в котором мы с тобой живем, тогда назывался Калинин. Фашистские войска вторглись на нашу территорию в июле 1941 года и до июля 1944 года в Калининской области продолжались военные действия.

- Как можно занять чужую территорию! Это же совсем нечестно.

- Ты совершенно прав, мой друг. Но фашисты не просто заняли территорию, но и бесчинствовали на нашей с тобой земле. Например, в школу деревни Лукьяново согнали женщин, детей и стариков. Фашисты выбили окна в здании и подожгли его. Несчастные матери выбрасывали из окон своих детей. Но спастись не удалось никому.

- Подожгли заживо…?

- Да, малыш. Фашисты не считали нас за людей.   А вот в селе Семёновское палачи в упор расстреляли мальчика Васю, он был чуть старше, чем ты, а на лбу у него вырезали пятиконечную звезду. Зверства и жестокость врага не знали границ. Фашисты без разбора выбирали себе новых жертв для кровавых расправ. Беременные женщины, старики, маленькие беззащитные дети. Не пожалели они даже душевнобольных в Бурашевской больнице. Пациентов сбрасывали с коек и, беспомощных, закалывали штыками и расстреливали на месте. Многих больных отравили смертельными дозами лекарственных препаратов. Много всего страшного происходило.

Обескураженный, Петя всё еще не до конца понимал, зачем старушка рассказывает ему эти  леденящие кровь истории.

- Геноцид? - мальчик не знал значения этого слова, но слышал его в одной из тех передач о войне, которые любил смотреть его папа. Обычно мама просила отца переключить телевизор с такими программами, чтоб не травмировать хрупкую психику сына.

-  Правильно, малыш. Это был геноцид советского народа. Фашисты со звериной жестокостью   стремились истребить наших людей. Они хотели уничтожить нас как нацию, как народ, чтобы на земле не осталось ни одного русского человека.

- Как же так? Зачем им всё это нужно было?

- Мировое господство. Хотели подчинить себе весь мир, уничтожив своего главного соперника, обладающего бескрайними территориями и многочисленным населением. И у них бы это вполне получилось, если б советская армия не дала мощный отпор фашистским захватчикам. Потери были колоссальны: погибло 40876 мирных граждан. 41 район из всех 69 имевшихся в нашей области был оккупирован. Это, конечно, намного больше, чем лепестков на гвоздиках в твоих руках. Знаешь ли ты откуда взял эти цветы?

- Они валялись у памятника, никому были не нужны, я их и взял.

- Эти гвоздики, дорогой друг, были возложены к Обелиску Победы. Этот памятник посвящен годовщине освобождения Калинина от немецких захватчиков. Для многих людей, как и для меня, это место святое. Привыкла сюда приходить в этот день и долго вспоминать о прошлом. Мой отец погиб еще в самом начале войны. Ни я, ни мама не верили, что его больше нет. Со страхом ждали «похоронку» - извещение о смерти, надеялись, что она все-таки не придет и отец окажется жив. Я ведь совсем маленькая была, когда всё это случилось, еще младше, чем ты. Многое уже и не вспомнить. Только по рассказам окружающих что-то узнавала, впитывала в себя. Ведь забывать о таком совсем нельзя. Пока есть те, кто помнит, живы будут люди, которые погибли, защищая з нашу Родину.

Мальчик долго думал над последними словами старушки и молчал. Она встала со скамейки и медленно пошла. Когда пожилая женщина скрылась из виду, Петя все еще держал в руках красные гвоздики, ставшие причиной его нового знакомства. Мальчик что есть мочи побежал за бабушкой, ведь он вспомнил, что День Победы празднуют весной, а освобождение Калинина – в декабре. Сейчас был июль. Почему же старушка у Обелиска?

- Бабушка, а почему же Вы именно сегодня здесь? – запыхавшись от бега, спросил мальчик.

- В этот день в 41-м году мой отец ушел из дома. С тех пор я его не видела. – грустно ответила старушка.

И только тогда мальчик всё понял. Неожиданно для себя он заплакал. Женщина была в недоумении: не ожидала, что ее слова произведут такое впечатление на юного слушателя. Она обняла мальчика и принялась его успокаивать, хотя сама едва сдерживала слезы.

- Простите меня, простите… - повторял мальчик.

Вскоре он успокоился и медленно пошел к мемориалу. Ему казалось, что в руках нечто большее, чем просто гвоздики: как будто вся сила и мощь советского народа соединилась в его маленьких детских ладонях. Впервые Петя испытал такое новое и необычное чувство... Чувство скорби и яркое чувство гордости за свою Родину.

- Я горжусь! – тихо произнес мальчик и положил гвоздики к подножию мемориала.


Владимир Владимирович Седунов
2022 год. Тверь

#БезСрокаДавности #Ягоржусь #ПоисковикиРФ

При написании очерка использованы следующие документы с сайта «Архивы Тверской области»:
1) Акт Калининской районной комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников в Калининском районе Калининской области от 25.12.1943 (https://archives.tverreg.ru/299)
2) Акты по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников в городах и районах Калининской области (https://archives.tverreg.ru/299)

***

"ЗВЁЗДНОЕ НЕБО ОСВЕНЦИМА"

Кладбище неупокоенных душ

С тех пор, как я попала в Освенцим, прошло три года.
Ровно три года с того самого дня, как вся моя семья была удушена в газовой камере и сожжена в крематории за то, что была еврейского происхождения.
Ровно три года, как я потеряла своё имя, как меня оклеймили номером **** и навеки выбили его на моем предплечье.

Ровно три года, как я в последний раз позволила себе грезить о том, что когда-нибудь смогу обрести долгожданную свободу.

Здесь все… каждый боится даже допустить мысль о побеге. Заключенным в этом гиблом месте кажется, что палачи проберутся и туда, в голову, как своевольно пробираются в ночные кошмары каждую ночь. Что палачи жестоко накажут за неповиновение, слабость, помутнение давно помутившегося рассудка. Хотя, думается, хуже того, чему нас, невольников, уже подвергали за все эти годы пребывания в плену, сложно даже представить.  

Каждый день я нашёптываю свою биографию вслух, боясь, что, стоит отвлечься от дела, сойду с ума окончательно, как многие заключённые в этом ужасном, жестоком, ненавистном месте. Шёл 45-ый год, а это значило, что уже пять лет над небом Аушвица блестела дорожка надгробий и кладбище неупокоенных душ.

Работа в канцелярии, а именно это и есть то место, до которого я дострадалась за 3 года заключения, имела много привилегий, за которые мне приходилось платить изо дня в день одну лишь единственную цену, кажущуюся мне до боли высокой, а тем, кто не сталкивался с этой пыткой разума, — вполне приемлемой.

Находясь по соседству с одной из газовых камер, я постоянно слышала протяжный стон. Страшный, раздирающий небо, вырывающий душу, единый стон в тысячу человеческих голосов стон.

Каждый. Чёртов. День... 

Я видела, как их толпой вели на верную смерть. Как они, даже не зная, что их ждёт, не зная, что это их последние глотки кислорода, следовали в "газ", подгоняемые собаками аузеферки. Не видела, но знала, что их кучками, каждую колонну, поочерёдно загоняли в тесную, узкую комнату, куда потом пускали ядовитый, удушающий газ.

Когда стоны наконец затихали, я облегчённо выдыхала... вытирала ладонью выступавшие на лице капельки пота... и продолжала работать.

После этого зверства тела высылали на санобработку. Волосы, личные вещи, золотые зубы, ресницы, кожу — всё, что могло принести хоть какую-то пользу солдатам фашистской армии, расфасовывали по складам. Только тогда бесполезные тела убитых сжигали в крематориях. И их прах использовали в качестве удобрений.

Выгружала тела из печей зондеркоманда. Заключённые особого назначения. Это они сваливали мёртвых на тележки и позже отвозили их на ликвидацию. Зондеркоманда имела много привилегий — в одежде, еде. Каждый день, как по расписанию, я выглядывала в час дня на улицу и наблюдала за тем, как они толпой выносили тела мёртвых людей из газовых камер.

Как, чёрт возьми, они, преследуемые вонью мертвечины, до сих пор сдерживают рвотные позывы? Ох, как же я ненавидела этих людей. Особенно одного из них. Того, за которым я наблюдала с самого первого дня помещения в Освенцим, ещё когда работала в поле. 

Я ненавидела его за то, что он, в отличие от других, слишком часто улыбался. Это просто не укладывалось у меня в голове. Он каждую минуту вдыхает гнильё омертвевших тел и даже позволяет себе иногда улыбаться.

Каждый день, выглядывая из окна ровно в час дня, я смотрела на него с таким презрением в глазах, будто могла прожечь дыру в чужой макушке лишь одним взглядом. А он вечно улыбался, глядя себе под ноги. Мне даже не было стыдно за своё презрение к этому человеку. Уверенность в том, что вся эта зондеркоманда – лишь жалкие собачонки, готовые пойти на всё что угодно, лишь бы заслужить похвалу дежурных эсэсовцев, с каждым днём только подкреплялась улыбкой на лице проходящего под окнами парня. 

Изумрудные глаза 

И вот я снова, ровно в час дня, выглянула в окно, чтобы послать фибры ненависти проходившему в это самое время мимо нашего жилого блока юноше. Проявление к нему малодушия казалось мне обязательной ежедневной задачей. Я была чертовски одинока и единственным, что держало меня на плаву, была моя дикая жажда мести и справедливости. 

Когда я уже собиралась отойти от окна, вдоволь насладившись единственным, как казалось мне, стоящим делом, парень поднял голову вверх. И посмотрел на меня. Я замерла, не в силах сдвинуться с места. 

Парень раздражённо сжимал челюсти, сверля меня своими ярко-зелёными глазами. Затем, не отводя взгляда, он подошёл в сторону канцелярского кампуса, и облокотился ладонями о каменную поверхность стены прямо под моими окнами. На его лице застыло непоколебимое холодное выражение.

– Не устала ещё? – поинтересовался парень, тряхнув пустой тележкой и сжав губы в тонкую линию. 

– Не устала – что? – попыталась съязвить я, гордо вздёрнув подбородок вверх. 

– Унижать своим взглядом, – протянул он, оглядываясь по сторонам, по-видимому, беспокоясь, что его бездельничество заметит дежурный эсэсовец.

– Больно ты мне нужен, – я нервно облизала пересохшие губы, – Разве можно унизить того, кто и так находится в самом низу?

Он рассмеялся, услышав мой ответ, и я снова залилась краской от нарастающего в груди гнева. 

– Моя работа, не так ли? – парень сощурил свои большие глаза и стёр с лица угольную маску, – Правда думаешь, что я на неё напрашивался? Что кто-то из нас на неё напрашивался? 

– Ты мог отказаться...

– И умереть? – парень обречённо ухмыльнулся. – Думаешь, никто из зондеркоманды не кончал жизнь самоубийством, не кидался на проволоку? Да, мы не голодаем. Но страдаем от бессонницы каждый грёбаный день, потому что каждый новый сон сродни кошмару. Я жду освобождения не меньше тебя. Я жду момента, чтобы отомстить за себя и родных, которых удушили газом. Не хочется, знаешь ли, подыхать, когда есть стимул жить. Мы все работаем на них, фашистов, и ты тоже. Только наша работа – более неприятна. Тебе кажется, что зондеркоманда – это страшные люди, но это такие же люди, как все здесь... только гораздо более несчастные.

Он схватился дрожащими от возбуждения руками за тележку и направился в сторону газовых камер. Я следила за ним ровно до того момента, пока он не скрылся за поворотом. 

В ту же самую секунду я будто вышла из ступора, а смысл слов юноши дошёл до моего искалеченного существованием в лагере разума. И тогда на меня волной накатило глубочайшее чувство вины. Стыд заглушил даже внутренние пустоту, ненависть и одиночество, главенствовавшие в душе на протяжении целых трёх лет заключения в концлагере.

Нарушив все свои традиции, я выглянула в окно сразу же, как услышала под окнами стук катящихся тележек в обратную сторону. И стала сосредотачивать своё внимание на макушках опустившихся вниз головах заключённых, тщательно разыскивая лишь одного, вечно улыбающегося парня с большими изумрудными глазами. 

Я бы даже не узнала его, если бы он сам не поднял взгляд на мои окна. Усталый и измождённый… совершенно не имеющий ничего общего с теми задором и нахальством, с какими он обращался ко мне полчаса назад. При одном лишь взгляде на него, моё сердце сжалось в маленький, тугой комочек. 

После отбоя

Перед отбоем, когда всю канцелярию собирали на выход из блока в бараки, на окно, прямо возле моего стола, упал клочок плотно сжатой бумажки. Я быстрым движением руки схватила листочек и засунула его под майку.

Оказавшись наконец в бараке, я раскрыла записку, уже прекрасно зная, от кого она:

"Что насчёт презрения? К. В."

Мои губы непроизвольно растянулись в улыбке. А когда я поняла, что действительно сделала, плотно сжала их в форме тугой ниточки. Это странное чувство трепетного восторга было настолько далёким от понимания реальности, настолько приятным, что я просто не могла себе его позволить.

Слова парня как заведенные крутились в моей голове: о его бессоннице, о его работе. Стоило мне только представить, каким презрением одаривала его, с какой ненавистью следила за ним изо дня в день, как тут же покрывалась красными пятнами, разве что не задыхаясь от стыда. 

Кирилл? Крис? Костя? Кир? Я раздумывала над его именем, казалось, целую ночь, так и не сомкнув глаз. Однако почему-то, когда наступило утро, чувствовала себя бодрее, чем за все три года.

Я ждала часа дня с глубочайшим волнением в душе и мысленно корила себя за это острое желание. Наконец, когда услышала стук колёс о каменистую дорожку, взволнованно, возбуждённо выдохнула и вскочила из-за стола.  Я выглянула на улицу и начала жадным взглядом изучать каждую проходящую мимо блока макушку. 

По окончании работы, перед тем, как в канцелярию зашёл дежурный эсэсовец, дабы отвести нас обратно в барак, на мой письменный стол упала новая записка. Я расширила глаза, жадно схватила её и снова запрятала под кофту. В душу закралось приятное волнение. Когда я наконец уселась на койку, и открыла письмо, то с мучительным желанием вчиталась в одну лишь единственную строку:

"После отбоя, у канцелярии. К. В."

Побег из барака ради нескольких фраз перед сном, пугали меня. Казались мне, неимоверным нахальством.  

Когда объявили отбой, я аккуратно слезла с кровати и, обойдя спящего возле двери охранника, вышла на улицу. Почему-то мысль о скорейшей встрече и нарушении мною всех установленных правил дарили неимоверное чувство наслаждения и эйфории.

Я испугалась, когда заметила стоявшую возле канцелярии тёмную мужскую фигуру. Но когда фигура обернулась, медленно направилась ко мне, склонив голову вбок, и в непроглядной темноте сверкнули знакомые изумруды глаз, я с облегчением выдохнула.

Он подошёл ко мне сам. Кивнул на деревяшки за моей спиной и, обойдя меня, не сводя с меня пронзительного, строгого взгляда, плюхнулся прямо на них. Я, еле сдерживая дрожь в коленях, подошла и плюхнулась рядом.

Мы молчали. Долго молчали, и сначала мне казалось это чертовски странным. Угрожающим. У нас на счету была каждая секунда. В любой момент на нас мог  натолкнуться какой-нибудь дежурный эсэсовец. А потом в наказание выпороть прилюдно. Но по истечении некоторого времени, я забыла о тревоге и медленно, но уверенно погрузилась в чувство необъятной свободы.

– Кай, – шёпотом проговорил парень. Я тут же дёрнулась от неожиданного звука голоса и на секунду растерялась.

– Что? – спросила я, на что он легонько улыбнулся и продолжил.

– Меня зовут так, – не отрывая взгляда от звёздного неба, прошептал парень, – А тебя?

– Анни.

Не номер ****. А Анни... 

Впервые за эти чёртовы три года я назвала своё имя, не номер, что крепко впечатали татуировкой в плечо. От мысли, что Кай узнал обо мне то, что не знал никто из людей здесь… от осознания того, какой властью надо мной он теперь наделен, по моей коже  пробежал табун непрошеных мурашек.

– Не найдётся сигареты? – улыбнулся краешком губ Кай, скользнув взглядом по своим зашитым карманам так, будто собирался выпотрошить всё их содержимое наружу. 

– Курение убивает, – невзначай произнесла я. 

Парень хмыкнул и многозначительно выгнул бровь, обведя своим скептическим взглядом уличный мрак.

– Бессонница тоже.

– В таком случае тебе не повезло вдвойне.

Кай засмеялся. На секунду я застыла от охватившего всё тело ступора. Его смех был прекрасным.

– Прости, – выдохнула я, склонив голову вниз. 

– За что? – по-птичьи склонил голову Кай.

– За мои слова, – на одном дыхании выпалила я. – За то, что я считала зондеркоманду предателями, – я помедлила, но осмелившись, всё же приподняла голову вверх, с нескрываемым сожалением на лице.

Кай ничего не ответил. Однако он кивнул, и этого оказалось достаточно. 

Останься со мной 

– Поймет ли нас когда-нибудь свободный человек? – лёжа на жёстких деревяшках, казавшихся мне после противного дождя намного мягче, чем собственная кровать в бараке, устало задала вопрос я. – Как же рассказать... что это действительно было... Что на одном куске хлеба в день можно прожить, работая по 12 часов в поле. Что можно и без него вовсе. Что можно стерпеть все эти наказания, унижения, боль и зловония. Жить в одном месте с убийцами твоей семьи.

– А зачем надо, чтобы свободный человек понимал нас? – перебил меня Кай, придвинувшись ближе в ту же секунду, как подул прохладный ветер. Его тепло приятно разлилось по всему моему телу, и я, довольно улыбнувшись, подняла взгляд к небу, – Когда человек станет наконец свободным, ему не нужно будет знать об ужасах фашизма. А тем, кто их пережил, уверен, после смерти будет дарована лучшая жизнь. Не представляешь, какой мощный звездопад мы наблюдали каждую ночь... 

– Много звёзд пронеслось сегодня над нами, – прошептала я, вернув своё внимание к Каю.

В ту же секунду парень поднёс к губам сигарету. Я удивлённо вскинула брови, но вместо того, чтобы спросить, откуда он взял зажигалку и такое дорогое не только для привилегированного заключённого удовольствие, пробормотала уже избитые временем слова:

– Курение медленно убивает.

Кай немедленно вскинул голову и ухмыльнулся в зажатый между зубами фильтр.

– А я никуда и не спешу.

Я недовольно хмыкнула и скривила свои губы в нескрываемом скептицизме. 

– Думаешь, есть жизнь после смерти? – спросила я, отведя взгляд от неба к загадочно улыбающемуся Каю.

– Уверен, – парень подтянул уголки губ ещё выше.

Внезапно Кай повернулся ко мне всем своим корпусом. Он пристально посмотрел мне в глаза своими яркими, блистающими в непроглядной ночи изумрудами, и, готова поспорить, я до смерти побледнела от заполнившего до краёв грудь трепета. Кай медленно, чуть нерешительно приблизился ко мне. Его губы зависли в нескольких дюймах от моих, холодных, еле коснулись их искусанной до крови поверхности. Я смущённо кивнула и он, мягко улыбнувшись, проведя ладонью по моей дрожащей скуле, накрыл мои губы своим горячим, трепетным поцелуем. 

– Не такая уж и Герда, – сквозь поцелуй прошептал Кай, остановившись на секунду, чтобы дать нам обоим время на восстановление дыхания. 

– Ты сам наклеил на меня этот ярлык, – улыбнулась я и хихикнула, когда парень боднул меня лбом в щёку. – Боже, напомни, почему ты всё ещё жив?

– Я очень обаятельный.

Я откинула голову назад: глаза парня блестели, словно искры новогодних фейерверков, когда он произнёс: 

– Останься со мной.

Дыхание перехватило. Понимание скоротечности времени и счастья окатило меня с ног до головы. Он уже сделал первый шаг. А я готова была сделать ему шаг навстречу.

– Всегда.

Когда моя ладонь переместилась на его шею, и под ладонью запульсировала жилка, в голову пришло неожиданное, до дрожи приятное осознание: "Вот она, жизнь… Стучит прямо у меня под пальцами."

В ту же самую секунду небо пронзила красивая, скатившаяся за горизонт яркая, сверкающая во тьме звёздочка.

Тряпичная кукла

В который раз выглянув наружу в час дня в поисках Кая, я легонько улыбнулась, столкнувшись с его смеющимся взглядом. Убедившись в том, что он всё ещё жив, что мы встретимся сегодня вечером я успокоила свою душу по меньшей мере до завтрашнего дня. Когда он скрылся за поворотом, я невольно погладила свои, всё ещё покалывающие после поцелуя, губы. 

И в этот момент я услышала громкий выстрел и пронзительный, душераздирающий крик. 

Я в ужасе вскочила из-за стола и ринулась на улицу, проигнорировав волнительный оклик работающих со мной в канцелярии людей. Я точно знала, что этот душераздирающий вопль принадлежал именно Каю.

Когда в поле зрения попал разъярённый дежурный эсэсовец, я замерла, не в силах сдвинуться с места. Он смотрел прямо на Кая, который, стоя на коленях, отвечал тому граничащим с глупостью презрением в глазах и сжимал в руках какую-то странную, тряпичную куклу.

Я подошла поближе, и к горлу подступил горький тошнотворный ком. Я прикрыла ладонью рот, чтобы не завопить прямо на глазах у эсэсовца, который, уже заметив меня, раздражённо прокричал:

– Geh weg! ("Пошла вон!") 

На руках у Кая лежал мёртвый, убитый пару секунд назад выстрелом из пистолета, грудной ребёнок. Парень взглянул на меня, и я заметила на его лице обжигающие щёки дорожки от слёз. 

– Arbeit, du Schläger! ("Работать, скотина!") – проревел эсэсовец и поднял вверх зазубренную палку в знак предупреждения. Я рванула вперёд и прикрыла собой тело Кая, на которое за секунду до моего поступка должен был обрушиться страшный, сокрушительный удар. 

Это было так. Я бы хотела, чтобы у него был кто-то, кто поймал бы его в случае падения, принял бы на себя весь удар. Жуткая агония прошлась по всему моему телу с ног до головы. Не выдержав, я вскрикнула и обмякла от сильной, покалывающей в районе позвоночника боли.

– Анни! – взволнованно закричал Кай и перевернул меня так, чтобы своим телом полностью прикрыть от нового удара. Дежурный эсэсовец был дьявольски недоволен сложившейся драмой. Он злобно откинул палку в сторону и окликнул своих подельников, чтобы те отвели меня и Кая в разные бараки.

Оказывается, после открытия газовых камер, Кай вместе с другими мужчинами из зондеркоманды услышали писк ребёнка. Малыш не погиб потому, что, пока газ проникал в лёгкие людей, сосал грудь своей матери. Дежурный эсэсовец застрелил ребёнка и теперь на наших глазах бросил тело в пылающую печь.

Я ошеломлённо, не решаясь на лишнее сопротивление, позволила фашисту подхватить себя за копну волос на затылке. Не отводя взгляда от застывшего лица Кая,  тихонькопозвала его по имени. Это было больше похоже на шелест ветра, однако парень поднял голову и вонзил в меня свой до боли отчаянный взгляд.

Когда эсесовцы выстроились в линию с трофеями в виде меня и Кая, наши тела   соприкоснулись, прежде чем снова отдалились друг от друга, и я почувствовала будоражащее чувство адреналина в крови. Мне чудилось, будто в какой-то момент он коснётся моей ладони и скажет, что это всё просто страшный сон. Когда очередное встряхивание вражеской руки разъединило нас, я почувствовала раздирающие душу пустоту и отчаяние. 

Осталось только прошлое

Так и не сомкнув глаз за ночь, я беспокойно ворочалась в кровати и думала об этом брошенном в печь беззащитном младенце. Когда в окно барака кто-то постучал, я тут же подскочила с кровати и увидела за окном лицо Кая.

– Мы должны бежать! – возбуждённо прошептал Кай. – Электричество у левой границы отключили! 

Я даже не стала спрашивать, откуда он это знает. Как только Кай подал мне руку, чтобы помочь выбраться из заключения,  я схватила её и переползла через снятую  им решётку окна. 

Я бежала вперёд, не видя перед собой дороги, крепко держа в руках ладонь Кая. Спотыкалась о булыжники по дороге к проволоке и с ужасом наблюдала за тем, как в ночи загорались красные мерцающие огнём сирены. Я обернулась, чтобы посмотреть, нет ли преследования, и с облегчением выдохнула. Моё напряжение достигло пика, как только я заметила зажжённый в бараках свет, свидетельствующий о том, что эсэсовцы начали рейд и скоро двинутся за нами в погоню.

По запаху гари, по ужасному трупному дуновению, я поняла, что наш путь лежал мимо могильников, представляющих собой вырытые в земле ямы, куда сбрасывались человеческие тела. На меня накатила тошнота, и я зажмурилась от невыносимого, раздирающего душу ужаса. В голове набатом звучали стоны людей.

– Анни, осторожно! – прокричал Кай и, до боли сжав мою руку, перетянул через препятствие, о которое я чуть было не споткнулась и не упала прямо в склизкую чёрную лужу. Исхудавший труп измученной женщины валялся на земле, как мешок картошки. 

Звук выстрелов за спиной стал толчком к ускорению. Несмотря на то, что силы почти полностью иссякли, несмотря на омерзительные картины умерших тел, запах и ужасный, пронизывающий душу страх, я не теряла надежды. Ещё крепче сжала руку Кая в своей. Шершавая поверхность его ладони, шрамы покрывающие тыльную сторону руки, движения по ним моих пальцев — приводили меня в чувство. Это не сон. 

Мы почти добрались до ограды, почти добрались до свободы...

– Lebender Zaun! Ohne Ausweg! (Ограда под напряжением! Бежать некуда!) –прокричал громкий голос из глубины леса. От неожиданности я споткнулась о свои  же ноги и упала  на землю. На  мгновение весь мир стал для меня совершенно черным.

Кай подхватил меня за подмышки и подтянул наверх, вернув мне равновесие, которое я была готова потерять.

– Как под напряжением? – прошептала я в пустоту, но всё равно рванула вперёд, продолжив бежать вслед за Каем. 

– Они врут! Верь мне! 

Его пронзительный взгляд, уверенный тембр голоса убедили меня, заставили поверить.

Сзади со стороны леса послышался лай собак и рёв машин. Фашисты были совсем близко. 

Наконец, мы добрались до ограждения. Оно было достаточно высоким, колючим, и я растерянно посмотрела на Кая. Он, уверенно глядя перед собой, подтащил меня к себе, быстрым движением надел мне на ладони садовые перчатки и кивнул на свои руки.

– Вставай! Я подтяну тебя наверх! – крикнул Кай сквозь вой сирены и шум приближающихся выстрелов. Я застопорилась и округлила глаза.

– А ты? 

– Я попросил тебя остаться со мной, Анни! – парень обхватил моё лицо ладонями. – И я не собираюсь никуда уходить! Мы выберемся вместе! Я обещаю! – поспешно заверил меня Кай и добавил, погладив по щеке своей грязной от земли рукой. – Верь мне!

Я встала на ладони парня, и он с силой подбросил меня к вершине ограды. Колючая проволока впилась в поверхность моих садовых перчаток, слегка задевая кожу под ними. 

– Вперед, Анни! Быстрей!

Воодушевление, неимоверное чувство ликования охватило меня с головой. Я упала на грязную почву почти полностью обессиленная. Ещё несколько шагов и меня не станут догонять. Лес скроет меня тенями деревьев, а я полностью смогу вдохнуть полной грудью, выдохнуть не по приказу. 

 С полубезумной улыбкой на лице, я посмотрела наверх в ожидании того, когда спрыгнет Кай. Но Кай стоял по другую сторону заграждения. Даже не пытался дотронуться до проволоки. Стоял и улыбался, мягко глядя мне в глаза своими большими изумрудами. Его серая грязная роба, освещаемая бликами лунного света, была полностью пропитана кровью. Я беззвучно и одновременно громко-громко закричала. Даже мелькающие позади него эсэсовцы с автоматами, не могли завладеть моим вниманием. Парень упал на колени. Его бледное, но спокойное, улыбающееся выражение лица скрывало невыносимую боль.

Он не отводил взгляд ни на секунду, пока я пыталась в последний раз запечатлеть его прекрасные черты лица у себя в памяти. Я обезумела от схватывающих глотку рыданий, ни одно из которых так и не вырвалось наружу.

Кай увядающим взглядом наблюдал за мной и улыбался. Он знал, что так будет.

Когда эсэсовцы подошли слишком близко, он открыл рот и одними губами прошептал: «Беги».

 Я заставила себя подняться на ноги и добежала до ближайшего ствола дерева. Слёзы градом скатывались к шее. Я вытерла их дрожащими пальцами и прежде, чем опустила руку вниз, уловила нечто липкое на своей голой коже. Кровь. Кровь Кая.

Эсэсовцы не знали, что нас было двое. Думали, что пытался сбежать один. Поэтому никто не пойдёт прочесывать лес за оградой, в котором я скрываюсь сейчас. По крайней мере до утра. Кай знал это и пожертвовал собой, чтобы я выиграла время и обрела долгожданную свободу.

Чёрные фигуры эсэсовцев подхватили тело парня и заслонили его от меня своими  широкими спинами. Дождавшись их ухода, я побежала прямо навстречу свободе.

Спустя секунду осталось только прошлое...

Ульяна Максимовна Голякова
2022 год. Тверь

#БезСрокаДавности #Ягоржусь #ПоисковикиРФ

***

"КНИГА ОЖИВИЛА ПАМЯТЬ"

Преподаватель вуза нашла «следы» своего деда в концлагере

В школе на уроках истории, при слове «война» у некоторых подростков возникают такие ассоциации, как звон медалей за воинскую доблесть, идеальная выправка военачальников, звуки салютов на Дне Победы… Но чем больше узнаешь о Великой Отечественной войне, тем больше появляется других ассоциаций: смерть, страх за себя и родных, но еще и отвага, и смелость в борьбе за будущее своего народа.

За всю историю нашей страны период с 1941 по 1945 годы был самым кровавым и жестоким. По общедоступным сведениям, со стороны Советского Союза, безвозвратные военные потери составили 11 444 100 человек, потери гражданского населения в зоне оккупации – 13 684 700 человек (из них: преднамеренно истреблено – 7 420 400).

Даже попытка представить число смертей приводит в ужас. Осознаешь, что большая часть людей погибла не на полях сражений: огромное количество жителей Советского Союза оказалось в плену, где «арийцы» массово истребляли представителей «презренной» расы. Нет оправдания той жестокости, с которой нацисты относились к советскому народу в концлагерях.

Нет в России семьи без своего героя

В нашем Тверском медицинском университете работает преподаватель Иванова Ирина Игоревна, дедушка которой был участником Великой Отечественной войны, пропавшим без вести. Внучка провела большое расследование, итоги которого изложила в своей монографии. Она составлена на основе воспоминаний её матери, а также достоверной информация, собранной из разных источников: личного дневника А. Ф. Устинова, архивов Великой Отечественной войны и т.д. Это настоящая не придуманная история войны.

Погружаясь в историю судьбы Александра Филаретовича Устинова, офицера, пропавшего на войне, по-настоящему начинаешь задумываться о жестокости и беспощадности фашистов. Именно об этом – монография «Непридуманная история войны» *, написанная дочерью героя – Устиновой Людмилой Александровной, рассказывающая о концлагере Цигенхайн IX А на земле Гессен в центре Германии.

А. Ф. Устинов был призван в Красную Армию 9 августа 1941 года, служил техником-интендантом 1-го ранга (соответствует современному званию старшего лейтенанта). В сентябре 1941 года дивизия Александра сражалась на московском направлении и Калининском фронте. Офицер очень беспокоился о семье, поэтому старался как можно чаще отправлять письма домой, рассказывал о войне, своих эмоциях и переживаниях.

Как пишет дочь Людмила Устинова, последняя весточка от него пришла летом 1942 г., а далее наступило длительное молчание. Поняли, что случилось что-то неладное.

Запросы в военкоматы результатов не дали. Александр Филаретович был объявлен пропавшим без вести. Но поиски информации об отце Людмила Александровна не прекращала и после войны, связывалась с его сослуживцами. В марте 1999 года она обратилась к начальнику УФСБ по Тверской области полковнику И. А. Ермакову. В Центральном Архиве Министерства обороны РФ нашлись данные о смерти Александра Устинова. Он скончался в немецком плену 30 апреля 1945 года – за 9 дней до окончания войны.

В 2009 году Людмила Александровна, через тверской фонд по поиску и увековечению памяти жертв Второй мировой войны «Жить и помнить» получила информацию о последних годах жизни отца и месте его захоронения. Способствовала сохранению сведений известная немецкая педантичность, в том числе и в оформлении документов.

Дочь офицера тут же отправилась в Германию, в Хелесхаузен. Надо отметить, что администрация немецкого города оказала большую помощь, в поиске информации о пребывании офицера Устинова в плену.

Уничтожали, как клопов

Дальнейшие ее воспоминания рассказывают о жизни советского военнопленного.

«Итак, Шталаг Цигенхайн IX А, земля Гессен.

«Маршевая эвакуация организовывалась по специальным маршрутам, как правило, вдали от населенных пунктов, по бездорожью и открытой местности. Переходы длились до 4 недель. Ежесуточный путь составлял иногда до 40 км, причем в колоннах находились раненые, больные и истощенные пленные. Часто эти переходы назывались «маршами смерти».

Лагерь Цигенхайн IX А занимал площадь в 47 га, в нем содержалось одновременно более 50 тысяч военнопленных из 10 стран Европы и США. В конце сентября 1943 г. в лагере зарегистрировано 12 тысяч советских солдат, 2 или З тысячи итальянцев. Самое большое число заключенных (53 408 чел.) отмечалось в сентябре 1944 г. Многих из них отправили в рабочие команды, которые выполняли принудительные работы в сельском хозяйстве и промышленности вне территории лагеря».

При этом советские военнопленные подвергались наибольшим издевательствам и притеснениям, в то время, как к пленным западной Европы относились по-человечески, позволяя им заниматься спортом, отдыхать, читать книги. Советский же народ безжалостно и методично истреблялся днями напролёт, это и есть геноцид в крайней степени его проявления.

«В тыл пленных перевозили на железнодорожных открытых платформах, которые использовались для перевозки скота, а также в закрытых товарных вагонах. Людей загоняли по 80-100 человек (при вместимости 40-50). Вагоны не оборудовались нарами, печами, бачками с питьевой водой, умывальниками и отхожими местами. В пути следования кормили очень редко, пленные оставались голодными по 5 суток. Летом задыхались от жары и нехватки кислорода, а зимой замерзали от холода, страдали от эпидемий сыпного тифа, холеры и дизентерии. На станции назначения эшелоны прибывали с сотнями умерших, к примеру, на станции Мост (Латвия) в составе с 1500 советскими военнопленными не осталось ни одного живого.

Итальянцы описывали это так: «Поездка в лагерь длилась 6 дней – без еды и питья. Туалет в вагоне».

Чтобы избежать жалости со стороны местного населения к военнопленным, их разгружали на отдалённом северном вокзале Цигенхайна. Им приходилось идти колонной до лагеря примерно 7 км пешком, чтобы обойти город стороной.

Первый учёт военнопленных проходил в пересыльных лагерях около линии фронта (дулагах). Дальше уже в Шталаге. Снятую одежду и обувь дезинфицировали в камере циклоном Б. Затем следовал медосмотр и прививки против оспы и тифа, волосы сбривали. Но такие осмотры осуществлялись далеко не всегда, нередко заключенных не сортировали, а всех подряд – и больных, и здоровых – помещали вместе в один барак. Следует отметить, что циклон Б – это порошок, насыщенный синильной кислотой. В основном он применялся для уничтожения клопов, но именно его фашисты также использовали в концлагерях для убийства людей в газовых камерах.

Жизнь в лагере во многом зависела от действий охраны. В директивных указаниях говорилось, что большевистский солдат потерял право на обращение с ним как с истинным солдатом; при малейших признаках неповиновения, следует применять силу. Часто охрана, гасила конфликты среди военнопленных, бросая гранату в толпу людей.

Бараки для военнопленных были шириной 12 м длиной 60 м и меньше. Каждый был рассчитан на 250 человек. Люди ночевали на многоярусных нарах на соломенном матрасе под одеялом, которое не спасало от ужасного холода. Огромный барак отапливался 1-2 «буржуйками». К утру рубашка превращалась в ледяную корку и примерзала к нарам так, что ее нужно было отбивать. «У нас была маленькая печка, но не было ни дров, ни угля. Барак был 30 на 10 м, печка была бесполезна»».

В полной изоляции

Страшно представить, как все выглядело в реальности. Следующие строчки раскрывают подробности жизни:

«Русские: «Мы были изолированы в бараках от всякого общения с окружающей средой. Не было контактов ни с кем, даже с собаками. Нам приходилось общаться только с охранниками».

Итальянцы: «Когда мы шли в барак, русские должны были закрывать окна. Контакт с ними был запрещен. Одеты они были очень плохо: вместо ботинок обмотки. Некоторые с деревянными колодками на ногах. Наверное, они быстро умирали».

Русские: «Мы носили деревянные колодки, у которых подошва была очень толстая. Кто мог, воровал в сапожной мастерской кожу, в бараке делали из неё тапочки, дамские туфли, отдавали немцам за паек».

Француз: «Русские были как «недочеловеки» в лагере. К нам лучше относились».

К французам действительно относились не просто лучше, а принципиально по-другому. Французские военнопленные (особенно интеллигенция) проводили своё свободное время довольно разнообразно. В их распоряжении были большая библиотека, спортивные команды, шахматный клуб, театр. Были чемпионаты по футболу, концерты, организовывался просмотр кинофильмов. Заключенные сами ставили спектакли, в лагере были профессиональные актеры. Имелся оркестр, джазовый ансамбль, художественная и столярная мастерские, библиотека. Для западных военнопленных велись занятия в университете, преподаватели были из числа заключенных».

Стоит отметить, что в известной Женевской Конвенции об обращении с военнопленными (1929 г.) говорится, что они должны были содержаться, как служащие запасных воинских частей, что, конечно, было пустым звуком для нацистов. Они заявляли, что СССР не подписывал Женевское соглашение. То есть отсутствие даже минимального гуманизма было оправдано бездушной кляксой чернил на куске бумаги.

«Французы были господами: получали сигареты, пакеты от Красного Креста из Канады, Америки. У них была столовая. Получали по 5-6 сигарет на день, было даже пиво», – свидетельствуют очевидцы.

Советские и итальянские пленные страшно голодали. Обычный паек на день составлял литр жидкого супа и 200 г хлеба.

Вот слова бывших узников шталага IX А. Поляк: «Французы жили лучше, получали помощь от Красного Креста, из дома. Мы только молились… Каждый день прибывал контейнер с хлебом, при разгрузке мы передавали хлеб из рук в руки. Было счастье, если выпадало что-то, нужно было хлеб сразу засунуть в рот».

Русские: «В бараке баланда была густая, черпаком всё не вычерпывали. (Назначались на кухню те, кто относил парашу – 2 человека). Это были счастливцы: остатки баланды они выхлёбывали по дороге. В памяти остались холод и голод. Тоски по дому не было, потому что все заглушал голод. Лучше жили итальянцы. Они придумали, как нам передать еду и сигарет: заходят с внутренней стороны в туалет, привязывают на палку и передают через дырку в туалете. Охрана снаружи не видела. Мы ничего ниоткуда не получали. Ни в одном лагере русским ничего не передавали».

Трупы раздевали и выбрасывали

          Поражение немецких войск под Москвой, огромные потери на фронте, большая потребность Германии в рабочей силе подтолкнули руководство страны изменить отношение к советским военнопленным. Гитлер разрешил эксплуатировать их на территории рейха.

«Советские люди работали в угольной и военной промышленности, на строительстве, на железной дороге, в сельском хозяйстве. В Германии в различных отраслях экономики к 1945 году трудилось 750 тыс. пленных.  Это без учета погибших и умерших. Всего же в 1944 г. в немецкой экономике работало 9 миллионов иностранцев. В общей сложности за весь период Второй мировой войны в рейх было депортировано около 14 миллионов иностранцев».

«Условия труда советских военнопленных были крайне тяжелыми. Рабочий день от 12 до 14 часов в сутки, часто в две смены без обеда. Многие работали в шахтах под землей, где не хватало света и воздуха. Медицинское обеспечение, если где и было, то на примитивном уровне. Только в угольной промышленности потери советских пленных составляли 5 тысяч человек в месяц. Немцы стремились при минимальных затратах добиться от них максимальной производительности. За труд пленные вначале не получали никакой платы, но в конце 1942 г. им все же стали начислять мизерные деньги. Их можно было тратить лишь на территории лагеря, делая покупки только в присутствии охранника в лагерном магазине. Пленным разрешалось приобретать записные книжки, тетради, спички, фитили для ламп, но и здесь все преимущества были у западных заключенных; у советских денег в основном не было.

 В сельском хозяйстве оплата, как правило, отсутствовала. Из этих сумм делались вычеты за предоставляемую еду, одежду и за поврежденное пленными лагерное имущество».

К Шталагу IX А относились два кладбища: одно для советских, сербских и итальянских военнопленных, как представителей низших рас, другое – для умерших польских и западноевропейских пленных.

Кладбище I – трупы французов, поляков, югославов и американцев захоранивали на современном кладбище общины Трутцхайн в присутствии священника и товарищей под звон колоколов близлежащих церквей. Родственники уведомлялись о смерти и местонахождении могилы. На могиле ставились деревянные кресты с биографическими данными погибших. На кладбище в 1942 году французский военнопленный создал мемориал скорбящей женщины, а также резные входные ворота.

Кладбище II – было заложено в конце 1941 г. для советских и сербских военнопленных. Их трупы зарывались в братские могилы, иногда передавались в анатомические институты университетов Марбурга и Геттингена.

Француз: «Если это был француз, его хоронили, как полагается. Мы себя от русских не отделяли, но видели, что трупы русских раздевали, потом выбрасывали». Могилы были обозначены только бетонными колышками с номерами.

Правда, известная всем

Данной статьей мы не стремимся чему-то научить читателя или в чём-то его убедить. Это лишь факты, подкрепленные аргументами, реальные события из жизни одного из миллионов человек, кому пришлось пережить страшные реалии фашистского плена.

Эта трагедия – самое ужасное, что случалось с человечеством. И речь не только о количестве погибших, но и о способах по их истреблению, придуманных нацистскими учеными. Будь это новый вид оружия, опыты или эксперименты над людьми.

И пусть прошло уже больше 70 лет с момента той катастрофы, ее отголоски доносятся до сегодняшнего дня. Нам важно не закрывать глаза и уши, а научиться принимать факты, пусть они и жестокие, страшные, бесчеловечные, но такова история, такова реальность жизни.

Швайко Владимир Игоревич, Русаков Андрей Игоревич, Зеленкова Валерия Романовна
2022 год. Тверь

#БезСрокаДавности #Ягоржусь #ПоисковикиРФ

Примечание
* - Устинова Л.А. Непридуманная история войны. – Тверь: ООО «Издательство «Триада», 2015. – 176 с.; блок цв. илл. ISBN 978-5-94789-689-3

***

"НЕ ЗАБЫВАЙТЕ СТРАШНЫЙ СОРОК ПЕРВЫЙ"

Важно помнить, какой ценой завоёван сегодняшний мир!
Вам поведаю я историю одного тех времён командира...

 

"Там, в далёком уже сорок первом,
Я, как все, мирно спал, мирно жил,
Семьянином являлся примерным
И лет десять назад отслужил...
Было всё хорошо, уж поверь мне.
И дочурка у нас родилась...
Но настало одно воскресенье:
Жизнь простая оборвалась.
Нам фашисты войну объявили,
Потянулась на фронт вереница...
Я прощался с женой и малышкой
И пытался запомнить их лица.
Мы не знали к кому кто вернётся,
Сколько судеб война унесёт.
Вроде также вставало солнце,
Только вместе не встретить восход...

А дальше, как в бреду, как в страшном сне...
Я не могу без слёз поведать это...
В фашистском истребляющем огне
Не пощадили ни дитя, ни деда,
Ни женщин наших, никого из нас,
И столько жизней русского народа!
Я вспоминаю в тишине, подчас,
Как кровь дождём смывала непогода,
Как провожали павших впопыхах,
Кого-то, не прощаясь, оставляли,
Как в передышках с песней и в стихах
Своих друзей-солдат мы вспоминали,
И милых жён, детей и матерей...
Своих я не застал, увы, живыми...
Война осталась в памяти моей,
И сам с собой воюю я отныне:
Со снами, где взрываются дома,
Где пуль свист, бой и танков грохот.
И в утреннюю пелену из сна
Врывается фашиста злобный хохот.
И ныне я, дряхлеющий старик,
Я - ветеран, носящий ордена,
Прошу тебя, Отчизну защитить,
Если в наш дом ворвётся вновь война".

Цените радости счастливые моменты!
Храните мир, покой и тишину!
Не забывайте страшный сорок первый!
Не предавайте павших за страну! 

Инюткин Дмитрий Олегович
2022 год. Тверь

#БезСрокаДавности #Ягоржусь #ПоисковикиРФ

reddit 1:1 swiss replica watch thought that enterprises has a corporate responsibility to society.. luxury https://chinareplicawatches.com/ are likely to be fabulous skillset and exquisite combination gourmet skincare. jaeger lecoultre navy seals diver replica can fit not only business suits. a fantastic read can fit not only business suits. offer a variety of canadian yves saint laurent.






Фотогалерея
5
5
Погода
© Официальный сайт ТГМУ — Тверской государственный медицинский университет — TSMU Official Website 2005 — 2024
При использовании материалов сайта активная гиперссылка обязательна.
Политика конфиденциальности


superbetin 1xbet canlı casino siteleri bedava bonus veren siteler 1xbet deneme bonusu veren siteler
canlı casino siteleri betticket xslot istanbulbahis 1xbet giriş tarafbet giriş
istanbul escort
porno
esenyurt escort
antalya escort
escort antalya
deneme bonusu veren siteler
casino siteleri
pornolar
Deneme bonusu forum
bonus veren siteler
z-library download
deneme bonusu
videos del patito feo en español immagini di donna nuda coroa casada traindo o marido
deneme bonusu veren siteler
betebet
bahis siteleri
casino siteleri
geobonus.org
Onwin
hazbet
deneme bonusu veren siteler
istanbul escort
porno
esenyurt escort
antalya escort
escort antalya
bahis siteleri
sweet bonanza
casino siteleri